Существует мнение, что отечественной литературе ужасов предстоит развиваться совсем по иным законам, нежели западной – если, конечно, у нее в принципе есть какое-то будущее. Англоамериканская традиция выросла, грубо говоря, из абстрактных страхов людей, страдавших от избытка фантазии и свободного времени. Со временем в жанр влилась свежая кровь (социальные, экономические, политические фобии), но основа его осталась неизменной: в жизнь более или менее благополучного человека вторгается нечто враждебное, чуждое. А российский кошмар – это обшарпанные подъезды, «обезьянники», лабиринты коллективных гаражей, гопники в подворотнях и соседи-наркоманы. Иными словами, это страшный и безрадостный быт, в котором личность растворяется без остатка. С этим можно поспорить (получить перо под ребра несложно что в Кызыле, что в Ливерпуле, что в Гарлеме), однако тенденция уже обозначилась, и сборник «Кубики» Михаила Елизарова – яркое тому подтверждение.
Нет, вряд ли молодого автора всерьез интересует, что там станется с неуловимым русским хоррором. Елизаров на роль мессии жанра не претендует – он решает собственные задачи, с классическим образом фантаста несовместные. Но в мире «Кубиков», выписанном серо-коричневыми красками убогости и тления, ужас становится фундаментом бытия, посрамляя и материю, и дух. Тон сборнику задает одноименный рассказ, где малолетнему герою открывается главный закон мироздания: Вселенной правит смерть – не та равнодушная сила, которой так боялись экзистенциалисты, не верная служанка Бога, а ненасытная Падаль, которая разъедает самую суть вещей. Человеческие души поддаются ей в первую очередь. В самом деле, грязные спортивные костюмы, ржавые ножи и пустые холодильники кажутся у Елизарова гораздо живее и реальней их жутких хозяев. Даже Джордж Ромеро с его апокалиптическим мышлением ужаснулся бы тем легионам зомби, что населяют безобразные кубики российских многоэтажек. Они изъясняются столь же мертвым, как и они сами, языком милицейского протокола («…ко мне подошел ранее незнакомый мне Чигирин и в грубой форме потребовал половой близости»), духовные пустоты заполняют водкой, вместо икон почитают чресла порноактеров. «Выпей», «изнасилуй» и «убий» – главные заповеди их небытия. И живут они «без глаз, с одним зрением», каждым поступком своим и словом подпитывая Падаль.
Из общего ряда выбиваются лишь два рассказа – «Ясные, светлые» и «Украденные глаза». И если первый представляет собой сюрреалистический коллаж с привкусом кафкианства, то второй сводится к незатейливой страшилке про семейство колдунов, которая на фоне бытовых кошмаров может показаться смешной (как и чудовища из рассказа «Дзон»). Но если вдуматься, у Елизарова вообще на всякое «реально» напрашивается приставка «псевдо-». Да, групповые изнасилования, педофилия, пьяные драки – это, увы, не писательский вымысел. Однако в «Кубиках» достижения российской антицивилизации сбились так плотно, что разглядеть в этом клубке червей хотя бы крупицу правдоподобия очень сложно. «Вся жизнь – мочилово. Мы погружены в него», – говорит автор в одном из интервью. Но ведь это, по сути, то же бегство от действительности – только перебрался Елизаров не в светлый край эльфов и единорогов, а в собственными руками построенный ад.
И построенный, надо сказать, со знанием дела. Легко ли образованному человеку воспроизвести на бумаге речь отморозка, от похоти и алкоголя потерявшего остатки разума? Елизарову это удается блестяще – настолько, что читатель рискует в шкуре этого самого отморозка накрепко завязнуть. Воображением автор тоже не обделен: безумный обряд по изгнанию Импотенции, воплотившейся в земной женщине («Доброгаевой Ларисе, восьмидесятого года рождения»), заставил бы Клайва Баркера плакать кровавыми слезами зависти.
И все же: стоила ли овчинка выделки? Прожорливые глаза бездны, о которых писал когда-то Ницше, превратились у Елизарова в «эти глаза напротив». «Кубики» звучат – быть может, вопреки воле автора – тоскливым гимном разложению и скотству, своего рода каталогом язв многоэтажной России. И главный посыл сборника прост: «Всякий человек – мразь». Право же, исчерпывающим это определение не назовешь.
Впервые рецензия была опубликована в журнале "FANтастика".
Критики любят сравнения. Плоды этой любви часто неприглядны – именно так появляются на свет уродцы вроде «“Винни-Пуха”, написанного Томом Клэнси» и «русского Кевина Стинга». А куда деваться – так удобнее и для самих рецензентов, и для читателей.
В случае с «Тварями» все решено заранее: аннотация гласит, что перед нами «первый российский триллер, написанный в ключе бестселлеров Престона и Чайлда». И как тут удержаться от сравнений?
Да, у романа Михаила Вершовского есть много общего с «Реликтом», «Реликварием» и еще дюжиной книг, созданных штатовскими тружениками пера. В центре сюжета – страшное событие: нападение змей-мутантов на современный Санкт-Петербург. Противостоят гадам молодая женщина-ученый, ее пожилой наставник, представители всевозможных силовых структур, а также интеллигент средних лет. Происходящему в конце концов находится научное, рационалистическое объяснение.
И все же «Твари» ползут собственным курсом, который американскому дуэту совершенно чужд. Персонажи Престона и Чайлда – не более чем сухие схемы, за которыми не стоит ничего, кроме функции в сюжете (жертва, исследователь, боец). Настоящие звезды этих романов – чудовища. А книга Вершовского, вопреки названию, все-таки о людях.
Человечный хоррор? Звучит дико, но бывает и такое. Здесь нет и следа того упоения, с которым Джеймс Герберт и Шон Хатсон (авторы сочинений «Крысы» и «Слизни» соответственно) истребляют своих героев. Каждая смерть – это трагедия, а не очередная галочка в длинном, длинном списке. Иногда сентиментальность Вершовского принимает опасные масштабы, но как противовес традиционной для жанра «чернухе» – почему бы и нет?
Все персонажи, от бомжа до полковника МЧС, поданы с симпатией и похожи друг на друга, как щенки одного помета. Независимо от профессии, образования и социального положения эти люди наперебой цитируют классиков, сдабривают речь мягким интеллигентским юморком и все как один знают английский. Проще говоря, каждый персонаж на восемьдесят процентов состоит из… автора. Вся штука в том, что сам этот автор – персонаж интересный и неглупый. Вершовский, много лет проживший в эмиграции, ставит новую Россию перед невиданной доселе угрозой – и смотрит, как страна выдерживает тест.
Сюжет движется на змеиный манер: то неспешно волочит кольца по охваченному паникой Петербургу, то делает рывок – и одним героем становится меньше. Ближе к финалу действие набирает обороты, социальные мотивы отходят на задний план, а Ее Величество Мясорубка, наоборот, вступает в свои права. Роман ужасов сбрасывает кожу и оборачивается романом-катастрофой. Патриоты северной столицы, которым не давали покоя лавры многострадального Нью-Йорка, должны остаться довольны: апокалипсис наконец придет и в балтийские широты. Локальный, но все же.
Как образец жанра «Твари» не хуже и не лучше зарубежных аналогов. Средства для нагнетания атмосферы используются старые, проверенные: полуразложившиеся трупы, скрип дверей и тени в окнах. Однако по-настоящему пугают не голливудские приемы, а послесловие, где автор – с обманчивой невозмутимостью – доказывает, что фантастического в его книге очень и очень мало. Биология и геополитика неприятно переплетаются, гарантированно обеспечивая читателю бессонницу (хотя, в зависимости от типа личности, возможен и обратный эффект).
Шедевра у Вершовского не получилось: человечность человечностью, а суть книги можно передать одним предложением: «Змеи жрут людей, люди истребляют змей». Тем не менее, обыгран этот сюжет, отечественной литературой еще не изъезженный, любопытно, и следующий роман Вершовского (в котором, по словам автора, будет затронута тема оборотничества) вполне может подкинуть пару приятных сюрпризов.
Примечание. Рецензия была написана для мартовского выпуска журнала "FANтастика", который так и не вышел. Поскольку роман за это время уже успели пустить вторым тиражом, в мягкой обложке, я решил опубликовать рецензию хотя бы в электронном виде — надеюсь, она поможет кому-то сделать выбор.
облако тэгов
